Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В 1937 году у монастыря Ратисбон была арендована на сто лет пустынная площадь позади основного монастырского здания. Название строительной компании, заключившей с монастырем договор об аренде было «Мадор – строительная и финансовая компания», и у истоков ее стоял крупный еврейский финансист Шломо Кахан. По его плану на этой арендованной площади архитекторами Даном и Рафаэлем Бен-Дор был распланирован комплекс из трех четырехэтажных жилых зданий, который они назвали «Сады Рехавии» («Ганей Рехавия» – на иврите). Строительный подрядчик Шимон Дискин отвечал за строительство. Между тремя зданиями планировалось разбить сад, с бассейнами и фонтанами. Ворота сада выходили на улицу Шмуэль А-Нагид, фасад северного здания – на улицу Наркисс, а южного – на монастырь Ратисбон.
В 1940 году, борясь с высокими ценами на жилье, власти Мандата постановили, что цена аренды квартиры не может превышать определенную сумму. Это постановление, ставшее законом в Иерусалиме, повлияло отрицательно на желание Шломо Кахана разбивать между домами богатый сад. Тем не менее, высаженные деревья и цветы, заботливо поливаемые садовником, хорошо принялись и оживляли белизну каменных стен.
Три здания выстроены Дискиным в стиле «баухаус» – с круглыми окнами подъездов, полукруглыми балконами и обилием окружностей и изгибов в очертании стен и дверных проемов. В схожей манере был построен сосед «Садов Рехавии» – «Бейт-Маалот», первый иерусалимский дом с лифтом.
Красивые дома населили евреи-выходцы из Германии («йеким»), основав в цокольном этаже синагогу «Эмет ве-Эмуна», функционирующую до сего времени.
Высокое качество зданий, удобные большие квартиры и зелень внутреннего дворика до сих пор делает их интересными для покупателей элитного жилья. А близость к центру города и Большой Синагоге особо привлекает в этот район богатых американских и французских евреев.
Полет цеппелина и немецкий след на земле
8 апреля 1931 года, в пасмурное, но теплое весеннее утро, когда зима уже оставила измученную недавней войной Европу, над зеленой свежей травой предместий Берлина послышался мягкий рокот моторов. Огромная сигара медленно поднималась из ангара, подставляя гофрированный алюминий бортов мягкому солнечному свету. На бортах дирижабля красовалось гордое имя – «Граф Цеппелин».
Корпус его, достигавший длины в 236 метров, наполненный водородом, толкали вперед лучшие авиамоторы – «Майбах VL II», числом пятеро. Они работали не только на бензине или дизельном топливе, но и на одном из видов топлива, предвосхитившего эпоху газовых моторов – «Блау-газе», названном так по имени своего изобретателя, химика Блау. Состоящий из водорода, метана и монооксида углерода, с примесью других горючих газообразных элементов, чудо-газ производился в результате пиролиза каменного угля. Его преимущества над жидким бензином были не только в большей теплотворной способности, но и в ненужности опасной и экономически невыгодной процедуры – затяжеления дирижабля, который, теряя вес сгоревшего топлива, становился легче.
Чудовищная рукотворная сигара, призванная утвердить поколебленное и павшее могущество Германии, за всю свою эксплуатацию пролетела почти миллион семьсот тысяч километров, перевозя пассажиров, почту, и другие грузы, 143 раза пересекал дирижабль «Граф Цеппелин» Атлантику, и один раз – Тихий океан. 8 апреля гигант, набравший крейсерскую скорость в 115 километров в час, взял курс на британскую подмандатную Палестину. Цель «Графа Цеппелина» – Иерусалим, была достигнута немецким гигантом через три дня полета.
Апрельский воздух в Иерусалиме – еще более радостный и летний, чем тот несмелый весенний ветерок над равнинами и горами усталой от войны Германии. Он напоен ароматами эвкалиптов с улицы Яффо (да-да, в 1931 году на улице Яффо во множестве росли эвкалипты, последний из которых срубили в 2009 при строительстве трамвайной линии у гостиницы Рон), горечью кофейного дымка из кофейни «Алленби», запахом бензина, фокстротом, звучавшем из раскрытого окна дома по молодой улице Короля Георга V. Женщины в легких платьях, еще не успевшие загореть на теплом, но незлом весеннем солнце, фланировали вместе со своими кавалерами по европейски-чистенькому и новенькому проспекту, сооруженному в 1925 году стараниями архитекторов и субподрядчиков перпендикулярно улице Яффо. В этот день – 11 апреля – центр города гудел от собравшихся туда зевак. Ожидалось прибытие «Графа Цеппелина».
Здесь бросал гайдроп «Граф Цеппелин»
Власти победившей Британии, распространившие свой мандат на часть турецкой провинции Аль-Шам, называя его Палестиной, не могли радоваться приземлению немецкого дирижабля в Иерусалиме. Но полет, носивший сугубо мирные цели, не являлся незаконным. Поэтому гордые бритты, находившиеся в толпе зевак, сохраняли внешне спокойный вид, хладнокровно и с легкой усмешкой поглядывая на закрывшую солнце громаду из алюминия и стали, медленно опускавшуюся над приготовленной площадкой на задах улицы Короля Георга V, рокотавшую моторами. В окнах гондолы были видны летчики в немецких военных мундирах, какие-то штатские, журналисты, притиснувшие объективы камер к оконному стеклу и яростно щелкающие затворами. Причальные канаты-гайдропы были сброшены вниз, и за них ухватились сильные и тренированные люди, привязавшие летающего гиганта к земной тверди, чтобы неожиданные порывы воздуха не унесли его восвояси. Упал на утоптанную землю трап, и в воздухе зазвучал, ширясь и звеня, гимн Германии, исполняемый тоненькими девичьими голосами —
«Дойчланд, Дойчланд юбер аллес!»
Германия, Германия превыше всего,
Превыше всего в мире,
Если она для защиты
Всегда братски держится вместе!
От Мааса до Мемеля,
От Эча до Бельта.
Германия, Германия превыше всего,
Превыше всего в мире!
Немецкие женщины, немецкая верность,
Немецкое вино и немецкие песни —
Да сохранят они по всему миру
Свое старое доброе имя,
Да будут они вдохновлять нас к благородству
Всю жизнь нашу напролет.
Немецкие женщины, немецкая верность,
Немецкое вино и немецкие песни!
Единство и право и свобода
для немецкой Отчизны!
Давайте все стремиться к этому
братски, сердцем и рукой!
Единство и право и свобода —
Это счастия залог.
Процветай в блеске этого счастья,
процветай, немецкая Отчизна!
Об этом гимне, написанном на музыку Гайдна поэтом Гофманом можно рассказывать отдельно, но этот рассказ выйдет за рамки нашего повествования.
Исполняли его сиротки-арабки, которые учились в школе Немецкой миссии, называемой «Талита-куми». Очевидец этого события, Элиягу Изааксон рассказывает:
Части «Талита Куми» – памятник разрушенному зданию
«Девятилетним мальчиком стоял я, открыв рот и запрокинув голову, разглядывая огромную стальную птицу, газовый баллон которой был более ста метров в длину (мальчишеское восприятие…100 метров, это „много“! – Л.В), под ним помещалась кабина, в которой все уважаемые люди летели из Берлина в Иерусалим три долгих дня… Якорь „Цеппелина“ закрепили рядом с нашим домом, на участке, принадлежавшем моему отцу и деду, рядом с которым размещался сиротский дом немецкой миссии. Я помню, как девочки в одинаковых бедных платьицах стояли и пели с гордостью гимн Германии „Дойчланд юбер аллес!“, размахивая национальными флажками, а над их головами парило воздушное судно, подвешенное между небом и землей. Никто не осмелился подняться на его борт. После окончания церемонии дирижабль плавно поднялся и улетел» (перевод Льва Виленского)
Школа немецкой миссии «Талита Куми» была названа в честь изречения Иисуса, оживившего мертвую дочь Яира Галилеянина (От Марка, 5, 41), сказавшего ей: «Талита, куми!» («Встань, девушка!» – арам.). Двухэтажное здание школы, в котором учились девочки сироты, в основном из арабского христианского квартала Иерусалима и из окрестных христианских арабских деревень и городов (ныне почти исчезнувших)